28 мая 2013 года исполнилось 15 лет организации «Правовая помощь населению», 10 из них организация провела в подполье. 9 сентября 2003 года Минский городской суд лишил организацию официальной регистрации. Правда, через шесть лет, 9 сентября 2009 года, «Правовая помощь населению» зарегистрировались в Украине.
К 45-летию, которое бессменный руководитель организации Олег Волчек отметил в прошлом году, приурочена книга «Взгляд со второго плана» — об актерах второго плана, о себе.
Сразу два повода подвернулись для встречи «ПОЛИТИКИ» с Олегом Волчеком.
Правозащитник рассказал, как из слесаря он превратился в прокурора, почему его вытолкали из прокуратуры, почему в анналах КГБ проходит под ником «Артист», почему его семейная жизнь оказалась под ударом.
«Я стал оппозицией прокуратуре»
— А почему Вы ушли из прокуратуры?
— Я просто почувствовал, что стал оппозиционным прокуратуре. И не потому, что я работал депутатом Мингорсовета. Если вставали вопросы о привлечении сотрудников милиции к уголовной ответственности, это было сложно сделать, потому что шло колоссальное давление. Поднимал чисто бытовые вопросы: прокуратура Фрунзенского района плохо отапливалась. Это не нравилось руководству, которому нужны простые исполнители, без каких-либо инициатив.
В то время я уже пообщался с политическими партиями, с офисом ОБСЕ, умудрился съездить в Германию и Ригу, поэтому на инстинктивном уровне понял: надо увольняться. Останусь в прокуратуре – законсервируюсь.
— Получается, Вас вытолкнули в политику?
— Сегодняшняя прокуратура опущена ниже всех остальных государственных структур. Мы не видим крупных проверок, прокуратура не возбуждает коррупционных дел, надзора мы не видим. 2-3 года – и сейчас молодые следователи бегут из прокуратуры. А бежать некуда. С 97-го года частных охранных агентств нет, а коммерческие фирмы вынуждают юристов, разрабатывать незаконные схема уклонения от уплаты налогов. А ведь многие мои коллеги не хотят таким способом зарабатывать себе на жизнь, ведь понимают, что всё это называется – преступление.
Если первые пять лет бывшие коллеги сторонились меня, даже не здоровались, то сейчас мы, по крайней мере, здороваемся. Видят, что я не растерялся, снимаюсь даже в кино, в рекламе.
«Я хотел вначале попасть в КГБ»
— Каким ветром Вас занесло в кино?
— Сразу после армии я хотел поступать в театральное училище. Но тогда, в 88-89 году, я горел сильным желанием борьбы с преступностью. Многие афганцы ушли в КГБ, многие стали следователями.
Я восемь месяцев работал слесарем по подвижной части электропоездов метрополитена. Бригадир как-то мне и говорит: Олег, у тебя и льготы есть, и мозги работают. Зачем ты слесаришь? Иди в прокуроры, у тебя получится.
Почти сразу, летом, я подал документы на подготовительное отделение, сдал вступительный экзамен. Из 21 человека 18 оказались афганцами.
Судьба нас пораскидала, но мы стараемся поддерживать связь. Все 18 человек (не буду называть фамилии) стали известными кто в органах, кто в бизнесе, кто в третьем секторе.
Так из слесарей я попал в прокуроры. Специализацией выбрал не хозяйственное право, не адвокатскую деятельность, а следственно-прокурорскую. По окончанию университета сразу пошел в прокуратуру.
Я хотел вначале попасть в КГБ. Года полтора приходили в прокуратуру из органов, хотели забрать к себе.
— Почему же не забрали?
— Меня интересовало, смогу ли я выезжать на отдых за границу. Мне сказали, что с отдыхом за границей в КГБ сложнее. Тогда я решил остаться в прокуратуре. Я люблю отдыхать, путешествовать, а закрытый КГБ не позволил бы мне этого.
— А почему в КГБ вы проходите под ником «Артист»?
— Думаю, потому что снимаюсь в кино. В любом случае мне это не мешает.
— Знали, кто Вас курирует?
— Я знал двоих. Были доброжелатели, которые не то чтобы оберегали, но предупреждали. Я знаю, что досье собирается очень давно – вырезками, отчетами, поездками. Мне это не мешает; я не веду антигосударственной деятельности, не формировал партизанские отряды по свержению власти, я работаю по закону.
Знаю, что после ухода из прокуратуры два года проверяли все мои дела – отказные, прекращённые, приостановленные дела и те, которые направлял в суд. Но та проверка завершилась без последствий для меня.
Обидно, что государство проявляет к тебе столько «внимания» и «заботы», хотя ты не занимаешься никакой противоправной деятельностью.
Международные организации дважды награждали премиями, еще трижды был номинантом. Когда последний раз судья Ткачева осудила меня на 9 суток, она зачитала мой характеризующий материал на 25 страницах. Мне все равно, но ведь такое отношение бьет по близким людям.
«Семейная жизнь под ударом»
— Я вовремя ушел из системы. Я не потратил зря последние 15 лет, после увольнения из прокуратуры. Как человек, как юрист я справился с трудностями, которые свалились на меня.
Если бы остался в прокуратуре, мне пришлось бы тяжело. Мои коллеги увольняются к 45 годам, но увольняются по-разному: кто сам уходит, кого просят сойти с корабля. Они переживают кризис: отдают системе 20 лет, отдают свои знания и опыт, желая заслужить уважение общества и государства. А на деле оказывается – никому они не нужны. Система перемалывает их и забывает.
В России бывшим работникам спецслужб нашли нишу – частные охранные агентства. Отдав львиную долю жизни государству, заработав пенсию, российские правоохранители перетекают в частные охранные агентства. А зарплата у них куда выше, чем у белорусов. В Беларуси некуда уходить – не только правоохранителям, но и чиновникам.
Уйдя из системы, я сохранил свой профессионализм, вместе с «Правовой помощью населения» помог людям. За истекшие 15 лет мы помогли примерно 15 тысячам человек – это только те, кого мы персонально знаем, с кем лично общались.
Эти 15 лет удались.
— 15 лет – большой срок. Какое самое сильное испытание свалилось на Вас?
— Под ударом оказалась семейная жизнь. Первый брак у меня не сложился: развела нас моя правозащитная деятельность. КГБ достало бывшую жену звонками и настойчивыми просьбами перевоспитать меня. Хотели, чтобы я защищал больных и немощных, обещали даже помогать. В начале 2000 года жена не выдержала, собрала вещи и ушла.
Второй раз женился в 2002 году.
Последние два с половиной года были самыми трудными в нашем браке, но пока держимся.
«Взгляд на жизнь со второго плана»
— Сколько фильмов в Вашем загашнике?
— Есть фильмы, где снимался в массовке, есть съемки в групповках, есть в эпизодах. Если считать все, то наберется более 50 фильмов. 7-8 фильмов, где я снимался в эпизодах, фильмов 10-15 – в групповках. Хочу в честь своего 45-летия выпустить книгу об актёрах массовых сцен, и в целом о процессе кинотворчества «Взгляд со второго плана». Я, актер второго плана, излагаю свой взгляд на кино, на жизнь. И подготовлю DVD со своими ролями.
— Есть ли фильмы, игра в которых запомнилась больше всего?
— В документальных фильмах я снимался в главных ролях.
Больше всего мне подошла и понравилась роль и харизма Сергея Песецкого — контрабандист, писатель, шпион, партизан, сидел в тюрьме. Человек прошел через тюрьму, его роман выдвигался на Нобелевскую премию. Говорят, он работал (или – с ним работали) на семь разведок. Легенды хватит на целый сериал.
Второй фильм – про ксендза Шеплевича, за которую съёмочная группа и БЕЛСАТ получили премию. Это боевой офицер, бил большевиков, отстаивал независимость Польши, а потом – вверил свою жизнь Богу. Восстановил под Барановичами костел, прошел через сталинские лагеря. Когда он умер в 85 году, его в последний путь провожала колонна людей, растянувшиеся на четыре километра. Не каждого советского деятеля провожало столько народа.
Из художественных фильмов мне, конечно, больше понравилась работа в «Одиноком острове», в милицейском сериале «Настоящая жизнь». Вначале я задерживаю нормального человека и отпускаю хулигана, а позже, разобравшись в ситуацию, призываю хулигана к ответу, а невиновного отпускаю.
— Вы и семью свою вовлекли в киноиндустрию…
— Дочка, мама тоже снимаются. С дочкой мы тоже снимались вместе в милицейском сериале «Капитан Гордеев» (12 серий, советую посмотреть). НТВ проводило съемки в Центральном РОВД. Многие следователи, которые меня знают, не могли понять – что я же делаю в Центральном РОВД.
— Прошедшие 15 лет Вы занимались не только правозащитной деятельностью, но и участвовали в президентских выборах.
«Правовая помощь населению» участвовала в президентских выборах 2001 года – тогда мы поддержали Владимира Гончарика, в 2006 году мы поддержали Александра Козулина. В 2010 году мы не поддержали конкретного кандидата, хотя лично я был членом инициативной группы Андрея Санникова. Мои коллеги из прокуратуры, судов симпатизировали ему, поэтому я и поддержал его. Причем активность проявлял только на этапе сбора подписей, потому что у нас было много работы: мы решили помогать всем демократическим кандидатам, если они будут обращаться.
— Планы на 2015 год уже строите?
— Референдумы, проекты, стратегии у меня вызывают ощущение дежавю: мы это все уже проходили. Когда мы втягиваемся в кампанию, мы забываем о людях. Этот вопрос мы поднимали еще в 99 году, когда с Гончаром столкнулись с этой проблемой: людей в регионах увольняли с работы, нужны были фонды помощи. Поэтому сейчас надо определиться: ради чего идем на президентскую кампанию, готовы ли мы спалить остатки актива страны, при существующем избирательном законодательстве, при Центризбиркоме во главе с Ермошиной, при таком тотальном контроле, при политзаключенных.
Я не сторонник участия в такой кампании. У меня язык не поворачивается назвать это «выборами» — выбора ведь нет. Пока преждевременно говорить об участии или неучастии в предстоящей кампании. Для начала все демократические силы должны собраться вместе, избрать единого лидера, как это было в 2006 году, выработать совместную стратегию.
Сегодня у нас разброд, раздрай. С чем идти к народу?
Острую нехватку кадров переживает система прокуратуры. В прошлом году из нее уволились 10% следователей – это в три раза больше, чем в 2014-м. Оставшиеся на постах обвинители вынуждены брать на себя чрезвычайно высокие нагрузки.
Казаку трудится прокурором чуть менее четырех лет. Ее рабочий день длится 12 часов. Причина переработки – нехватка обвинителей в прокуратуре сектора Рышкановка. Вместо установленных штатным расписанием 25 следователей здесь числится 17.
В прошлом году из системы прокуратуры уволились 72 следователя. В 2014-м ушли 23. Как считают в Генпрокуратуре, обвинители не выдерживают сложных графиков и недовольны низкими зарплатами.
Чаше всего прокуроры уходят в адвокаты.
Молодых специалистов набирают из числа выпускников Национального института юстиции.
В нынешнем году Национальный институт юстиции окончили 25 прокуроров.Системе госнадзора нужно в три раза больше, однако средств для подготовки такого числа специалистов в бюджете нет.
Всего за восемь лет существования Национальный институт юстиции подготовил 152 прокурора.
— Валерий Файзуллович, расскажите, как становятся прокурорами и зачем?
— Хотелось стать следователем. Романтика привлекала. В 1972 году поступил в районную прокуратуру стажером. Ведь раньше целый год присматривались к претенденту на прокурорскую должность и только потом решали — брать кандидата или нет. Меня взяли.
— И какое вам досталось первое дело?
Вспомнил один интересный случай. Перед Первым мая прокурор района дал материал. Как молодому специалисту мне хотелось все сделать оперативно, поэтому я накануне разослал свидетелям повестки, чтобы их опросить сразу после праздников. Прихожу третьего мая на работу, возле двери моего кабинета сидит женщина в годах, на ней лица нет от страха. Я ее пригласил зайти и пояснил, что задам пару вопросов как свидетелю. Она рухнула на стул и рассказала, что все выходные не спала, переживала, зачем ее вызвали в прокуратуру? После этого случая я больше никогда так не делал и, уходя на пенсию, своих ребят напутствовал — неизвестность может довести человека до инфаркта. А с той женщиной я побеседовал всего полчаса, взял с нее маленькое объяснение, и она ушла восвояси. Может, вскоре и забыла этот эпизод, а у меня еще долго на душе кошки скребли.
— Как быстро вы поняли, что в вашей работе нет никакой романтики, а приходится иметь дело с грязью и цинизмом?
— Да сразу понял. Кстати, у нас многие из-за этого не выдерживали и уходили. Зарплата маленькая, работа, можно сказать, круглосуточная, и руководство так спрашивает, мало не покажется. Но уходить я не собирался. Даже когда мне бывший прокурор Уфы Рашит Зайнетдинов посоветовал переходить в судьи. Он сказал, вот посмотришь — вся власть и сила будет в суде. Как в воду глядел. Но я его не послушал.
— Тогда скажите, что у нас сегодня происходит на дорогах и что нужно предпринять, чтобы ликвидировать этот беспредел?
— Мы стараемся, чтобы было, как в Европе — меньше сотрудников ГАИ, больше порядка.
— Теперь и порядка нет, и сотрудников. Во всяком случае раньше водители не позволяли себе так нахально не соблюдать правила. На светофоре тебе загорается зеленый, но ты стоишь, потому что нет гарантии, что на красный сейчас кто-нибудь не выскочит, якобы завершая маневр.
— Какое из дел вы бы назвали самым трудным, или может самым неприятным?
Или как-то приносят материал на двух налоговых инспекторов. В начале девяностых они совершенно обнаглели, обкладывали данью всех подряд. И эти двое повадились чуть не каждый день ходить в престижный тогда ресторан, который располагался в Доме актера. Заказывали самые дорогие блюда, французские коньяки, в итоге получалась астрономическая сумма. Наконец директору надоело терпеть убытки и он обратился к нам. Мои сотрудники пожали плечами, что такого? Ну покушали ребята, подумаешь. Следователи тоже засомневались, что эти материалы суд примет. Я сам допросил и директора ресторана, и этих инспекторов, и дело, в котором красной чертой проходил умысел, благополучно завершилось судебным решением. Потом его даже опубликовали в бюллетене Верховного суда России, в качестве примера.
Другая история из числа крайне неприятных. В квартире, расположенной на улице Ушакова убили 11-летнюю девочку. Она лежала между кухней и коридором с ножом в сердце. Совсем ребенок. Ну мои ребята тогда подключились капитально. Выяснилось, что друг сестры, воспользовался тем, что дома никого не было, пришел обворовать хозяев. А девочка, как на грех, оказалась дома.
Вообще, самые тяжелые и сложные дела, касаются детей. Был период, когда по Уфе бродил маньяк Гафаров. Он ловил девочек возле школ, детских садов и насиловал. Родители приходили толпами в прокуратуру с требованием принять меры. Мы тогда с начальником криминальной милиции города Уфы Виталием Мартыновым его вычислили, и впоследствии он был задержан. А другой маньяк, ранее судимый, ловил женщин. Затаскивал их в подвал, подолгу беседовал с ними, неоднократно насиловал, снимал украшения, забирал ценности. Чаще жертв отпускал, а некоторых убивал. Потом все вещи, в том числе косметички, обнаружили у его жены.
— Время влияет на характер преступлений? Я знаю, что дежурные терпеть не могут пятничные вечера.
— А были случаи, когда прокуроры пострадали от рук бандитов?
— Как мне в свое время объяснили, в преступном мире в отношении прокуроров всегда было табу. Боялись последствий. Но иногда пытались давить. Например, у помощника прокурора города расстреляли отца в бане. Иногда угрожали, а физического воздействия, если не считать сибайского прокурора, в мою бытность не случалось.
Конечно, все догадывались, кто стоит за этим убийством, но нужны были доказательства. Нашли таксиста, который возил киллеров в деревню за оружием. Продавцом оказался особо опасный рецидивист, болеющий открытой формой туберкулеза. Кстати, один парень из нашей бригады, который с ним работал, заразился, ему даже делали операцию. Этот рецидивист рассказал, кому он продал оружие. Так взяли исполнителей, и они дали показания, от кого получили заказ на убийство.
Шагиев ни в чем не признавался, вел себя очень уверенно. А мы перед этим провели у него в загородном доме обыск и нашли патроны от автомата Калашникова, и я имел полное право заключить его под стражу.
Ему дали 14 лет.
— Вы одно время из прокуратуры ушли на комсомольскую работу, с чего вдруг, и не противно было переходить с настоящей работы на бумажную?
— Валерий Файзуллович, кажется, вы участвовали в расследовании дела о трех миллионах?
— Некие предприимчивые дельцы создали кооператив, через который перегнали средства в МММ. После чего председателя кооператива, ранее судимого, убили. С материалами дела шла волокита, поэтому я взялся за них сам. Предложили коллегам из КГБ создать совместную следственно-оперативную группу. В результате нашли труп убитого — в тридцатиградусный мороз выкалывали его изо льда озера неподалеку от Кордона. Другой труп привезли из Татарии, потом еще и третий труп обнаружили. В итоге хищение раскрыли. Как выяснилось, орудовала преступная группа из четырех человек. Они были связаны с бандитами, занимались воровством, убийствами, хищениями. Все они тогда получили по 11 — 12 лет и уже вышли на свободу.
— Как-то влияет на криминальную ситуацию то, что выходят на свободу фигуранты таких громких дел? Что-то в обществе происходит?
— Особенного влияния на общество они уже не имеют, и, думаю, ничего страшного от того, что они вышли на свободу, не происходит. Кто-то из них снова берется за старое и снова оказывается за решеткой, кто-то, наоборот, наелся тюремной баланды досыта и теперь хочет спокойно жить в ладу с законом. Жизнь берет свое.
— Во время нашей беседы вы непривычно хорошо отзывались о сотрудниках органов внутренних дел, службы безопасности, судейского корпуса, следственного комитета. А как же противостояние между ведомствами?
— Я этот процесс связываю только с персоналиями. Лично у меня не было ни с кем никакого противоборства. Для нас главным был результат, может, и приходилось принимать жесткие решения, но при этом никто не обижался, потому что все было справедливо. Сегодня раскол между ведомствами вносит законодательство, которое кому-то дает полномочия, а у кого-то отбирает. Например, наше ведомство резко ограничили в полномочиях. О каком надзоре может идти речь, если прокурору приносят уголовное дело только для утверждения обвинительного заключения?
— Вам когда-нибудь предлагали взятку?
— За все тридцать лет работы в прокуратуре лишь дважды намекали на взятку. В свое время меня научили: как только начнут предлагать что-то, возьми и арестуй. Сразу охота отпадет не только предлагать, но и слухи распускать. Конечно, арестовывать не пришлось. Но вот однажды ко мне пришла женщина просить за сына, он обвинялся в убийстве, и начала делать намеки. Я вызвал секретаря и попросил вывести эту даму из кабинета. Дело ушло в суд. Так эта семейка еще долго забрасывала прокуратуру жалобами на меня. Мне это надоело, попросил помощников найти первичные жалобы и мы сравнили их с последними. Почерк оказался один к одному. Материалы отдали в следственный отдел, туда пригласили матушку осужденного, поговорили с ней. Хотели возбудить уголовное дело за клевету, потом пожалели с учетом ее возраста и ограничились предупреждением. С тех пор жалобы прекратились.
Источники:
http://ru.publika.md/prokurory-massovo-ukhodyat-iz-professii_1827151.html
http://resbash.ru/articles/pravo/pochemu_u_prokurorov_na_dushe_koshki_skrebut-5711/