Когда прокуроры перестали арестовывать

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, 7 июня. /ТАСС/. Генеральный прокурор Юрий Чайка считает, что необходимо вернуться к советской модели прокуратуры, у которой были полномочия арестовывать подозреваемых в преступлениях.

«Надо кардинально менять роль прокуратуры в судопроизводстве. У нас судья с момента ареста вовлекается в отправление правосудия, у нас нет института следственных судей. Необходимо использовать модель советской прокуратуры, когда прокурор арестовывает и его [решение] обжалуют в суде», — сказал генпрокурор, выступая на панельной сессии «Правовая среда как катализатор развития экономики. Защита прав инвесторов» в рамках Петербургского международного экономического форума.

Чайка считает, что эти меры помогут защитить бизнес от давления. «Проблема защиты бизнеса существует. Наверное, нам надо чаще обмениваться информацией, мы активно работаем с бизнес-омбудсменом, Ассоциацией юристов России. Мы бесспорно открыты и развиваем свое направление», — сказал Чайка.

По его мнению, победить коррупцию можно только сообща. «Прокуратура с любыми полномочиями одна не в силах это сделать», — заключил он.

Хорошо это или плохо: мнения экспертов

По мнению главы надзорного ведомства, такая мера даст возможность оперативно решать вопрос об избрании меры пресечения предпринимателям и защитит бизнес от давления.

Это заявление является логическим продолжением темы давления на предпринимателей, обсуждавшейся в марте на коллегии Генпрокуратуры. Тогда президент РФ Владимир Путин обратился к прокурорам с просьбой оказывать содействие бизнесменам в защите их законных прав.

Стоит ли так уж радоваться предложению Чайки или это наоборот усложнит судопроизводство? Ответ – в мнениях наших экспертов.

Сергей Пуженков, адвокат:

— Речь идет о возврате прокурору полномочий, предусмотренных ранее законом о прокуратуре и нормами УПК РСФСР 1960 года. В наших реалиях это оправданная инициатива. Слепое заимствование западных моделей привело к созданию убогого, по своей сути, института судебного санкционирования ходатайства следователя об избрании и продлении меры пресечения в виде содержания под стражей. Судья стал исполнителем воли следователя, который предоставлял постановление о предъявлении обвинения, ходатайство об избрании меры пресечения и некоторые материалы дела, по своему усмотрению формируя у судьи убеждение в виновности лица. При этом по закону следователь должен предоставлять совершенно другие материалы в обоснование избираемой меры пресечения: доказательства того, что обвиняемый может скрыться, уничтожить улики, воздействовать на свидетелей и иным способом воспрепятствовать производству предварительного расследования. Требуемых законом доказательств следователи не предоставляют в суд до настоящего времени.

Проанализировав судебную практику, Верховный суд стал официально требовать от следователей обосновать причастность обвиняемого к совершенному преступлению. Однако предоставление доказательств суду остается все равно за следователем, это дает возможность злоупотреблять данным правом.

Что касается избрания меры пресечения прокурором, то, на мой взгляд, это более объективная процедура. Могу сделать такой вывод, поскольку сам застал данную процедуру в практической работе. Суть ее сводилась к тому, что в ходе избрания меры пресечения прокурор изучал не материал предоставленный следователем, а все уголовное дело, начиная с момента его возбуждения, проверяя полноту доказательств, подтверждающих предъявленное обвинение и его законность, изучая данные о личности обвиняемого.

Однако возврат к этой модели требует внесения изменений в действующую редакцию закона о прокуратуре и расширения полномочий прокуратуры в плане надзора за следствием, которых она была фактически лишена. В настоящее время в ходе предварительного расследования прокурор является статистом, не имея реальных полномочий по надзору за действиями следователя и возможностей для дачи указаний, обязательных для исполнения следователем.

Оксана Филачева, кандидат юридических наук:

— Декларируется все, конечно, очень красиво с той точки зрения, что во многих вопросах прокурорам действительно надо дать те полномочия, которые были у них раньше. Поскольку в определенный момент их просто лишили возможностей принятия решения по возбуждению уголовных дел. Это очень важный момент. Если бы у них эти возможности были, было бы легче возбуждать определенную категорию дел.

А вот по поводу избрания меры пресечения без санкции суда, а только по решению прокурора, – я считаю, что это шаг назад. Прежде всего, с точки зрения общественного мнения, а также с точки зрения гарантий прав. Потому что суд – это суд, а единоличное решение прокурора – это лишь решение прокурора. Прокуроры и так либо поддерживают, либо не поддерживают ходатайство следствия об избрании меры пресечения. Я считаю, что правильнее было бы оставить все как есть, чтобы решение принималось только через суд, поскольку он в любом случае учитывает мнение прокуратуры по этому вопросу.

Читайте также:  Что проверяет прокуратура в бюджетной организации

Алексей Кочетков, адвокат

— Кардинально менять роль прокуратуры в судопроизводстве, конечно, нужно. Только не путем возвращения им карательных полномочий и прав расследования уголовных дел отдельной категории, а путем повышения качества надзорных функций. Сегодня у прокуратуры есть весь необходимый объем полномочий для недопущения давления на бизнес со стороны правоохранительных органов и для борьбы с коррупцией в правоохранительной системе. Эти полномочия, в частности, определены в ст. 37 УПК РФ. Наделение прокурора правом применять арест не снизит давление на предпринимателей, а наоборот – создаст условия, при которых этот процесс (давления) может быть узаконен. Вообще странно слышать такие предложения от прокурора, ведь в настоящее время у суда нет права применять аресты к предпринимателям, если они обвиняются в совершении определенных УПК РФ перечнем преступлений, другими словами, они (аресты) вообще законом недопустимы. Прокуратуре нужно просто научиться исполнять закон и пользоваться существующими правами и полномочиями. Вернуть следствие в прокуратуру – это утопия. Нужно не плодить органы, а упразднять. Прокуратура контролирует следствие, действия следователя могут быть обжалованы в порядке ст. 124 УПК РФ. В настоящее время этот инструмент работает плохо не потому, что у прокуроров недостаточно полномочий влияния на следствие, а исключительно в результате саботирования прокурорами этой нормы, умышленного неисполнения установленных ею правил и сроков рассмотрения жалоб.

Андрей Мишонов, адвокат

— Считаю данное предложение целесообразным, поскольку механизм рассмотрения ходатайства об избрании меры пресечения судом показал на практике формальный подход судей к этому вопросу. Судьи в спешке, отвлекаясь от основного процесса рассмотрения дел, выносят шаблонные решения по мере пресечения, не особо вдаваясь в суть. Статистика тоже говорит о том, что раньше, когда вопрос о мере пресечения согласовывался только с прокурором, арестов было меньше. Однако высока вероятность коррупционных явлений, так как решение будет принимать один человек – прокурор. Как этого не допустить, надо еще подумать. Идеальным вариантом было бы появление контроля за решениями нижестоящего прокурора со стороны прокуратуры субъекта и бизнес-омбудсмена субъекта РФ.

Дагир Хасавов, адвокат:

— К инициативе Генпрокурора РФ отношусь отрицательно. В последние годы заметно, что Генпрокуратура пытается расширить свои функции. Например, в 2018 году была идея дать право прокурорам возбуждать или прекращать уголовные дела. Надзорное ведомство постоянно хочет переподчинить функции следствия себе. Теперь хотят принимать решение по мере пресечения. Я считаю, что это ни к чему хорошему не приведет. Исходя из практики сегодняшней системы – прокуратура присутствует при избрании меры пресечения в виде содержания под стражу, однако это присутствие номинальное. Практически же прокуроры не выполняют в полной мере возложенные на них функции надзора. С какой целью они пытаются это сделать? Чтобы ограничить права и свободы?! Или чтобы они могли арестовывать, кого хотят? Получается, что прокуратура делает нам, защитникам, одолжение – мы можем обжаловать их решение в суде. Пусть генпрокурор Юрий Чайка сначала посмотрит на статистику за прошлый годы: 0,3% оправдательных приговоров. Это говорит о том, что у нас в стране судебная власть не имеет независимости.

Думаю, что данная инициатива – это борьба двух ведомств за расширение своих полномочий, но она не направлена на обеспечение соблюдение прав и свобод людей.

Все говорят, что нужна судебная реформа. Однако мы видим пока только неэффективность работы судов. Если функцию по избранию меры пресечения дать прокурорам, это нарушит обязательства РФ, которые она дала в рамках международных конвенций о разделении функций. Пересматривать все соглашения и заново их ратифицировать – это проблематично. Такой необходимости нет. Однако есть необходимость в том, чтобы прокуратура усилила свой надзор. И президент об этом говорил.

В моей практике не было случая, чтобы прокурор выступил на стороне закона и обвиняемого. Поэтому у меня лично нет уверенности, что расширение полномочий прокуратуры приведет к большему обеспечению законности.

Читайте также:  Как попасть на прием к прокурору области

Практически не бывает такого, чтобы прокуратура не подписала обвинительного заключения, несмотря на существенные нарушения. В последующем суды возвращают дело на доследование. Таким образом, Генпрокуратура РФ не выступает фильтром, который мог бы удержать следствие от нарушения закона. Наоборот, они идут рядом. Если следствие что-то фальсифицирует, то прокуратура соглашается.

При существующей системе уголовного судопроизводства я не вижу четкой роли прокуратуры. Чайка в своем посыле больше говорит о бизнесе. Но не все граждане России занимаются бизнесом. У нас сажают за идеологию, за веру, за иную позицию.

Екатерина Чагина, адвокат :

— Слова Владимира Путина направлены на задачу, которую, в частности, должны решать правоохранительные органы, – максимально защитить права инвесторов с точки зрения государственных интересов. Это нужно для поддержания престижа страны на международной арене, не говоря уже о соблюдении внутренней правовой политики. Возврат к старому институту полномочий прокурора на аресты – это фактически индульгенция для решения любого вопроса.

Возврат к старому не позволит говорить о демократизации общества. Как раз наоборот. Получается, что мы не доверяем судебной системе, хотя действуем по принципу разделение властей: законодательной, исполнительной и судебной. С другой стороны, мы должны исходить из того, насколько возможно правильно разобраться в вопросе применения меры пресечения конкретному лицу. Ведь содержание под стражей – самая крайняя мера принуждения, которая может быть избрана. Более того, мы должны подумать о таком институте, как личное поручительство. Потому что у нас роль личности никак не отражена в судопроизводстве. Когда суд рассматривает возможность ареста, то у него есть возможность задать вопросы следователю, выступающему с ходатайством о заключении под стражу, есть возможность послушать мнение прокуратуры, подозреваемого или обвиняемого и его защиту. Я считаю, что нужно расширять роль защиты. Когда избирается мера пресечения, кроме адвоката никого больше нет. Прокурор – это орган государственного обвинения. И надеяться, что гособвинитель не поддержит позицию следователя, – наивно.

Если мы все отдадим на откуп прокуратуры, то решения будут штамповаться. Момент разбора необходимости применения ареста просто исчезнет. Если сейчас суды хоть как-то меняют арест на другие меры пресечения, то возврат к старому лишь вернет карательную позицию государства времен СССР и внедрит ее в более широких масштабах.

Айрат Хикматуллин, адвокат :

— Мы всё это уже проходили, я помню те времена, когда арестовывала прокуратура. Думаю, что от перемены мест слагаемых сумма не изменится. Проблема не в том, кто принимает решения. Формально у нас прокуратура участвует при избрании меры пресечения в суде. На каждом судебном заседании присутствует прокурор, который излагает свое мнение. При рассмотрении дел по экономическим преступлениям, редки случаи, когда прокуратура высказывается против. Даже тогда, когда она не поддерживает следствие, суд ее мнение не учитывает и все равно заключает под стражу.

Если суд будет подходить к делу так, как он делает это сейчас, какая разница, кто будет участвовать: прокурор или следователь. То, что мы сейчас видим, говорит лишь о том, что суда у нас в стране нет. Басманный суд Москвы называют судебным департаментом Следственного комитета. Какая разница, кто будет арестовывать: прокурор или судья. Возникает риторический вопрос: мы живем в правовом государстве или нет?! Если мы живем в правовом государстве, то понимаем, что и судебная, и правоохранительная системы, и органы прокуратуры – это все государство. А выступление генпрокурора Юрия Чайки для меня выглядит странно. Я, например, вижу внутри государства позицию Чайки. Нужны четкие правила, которые будут работать. Например, если человеку избрали залог, а он убежал, то, когда его найдут, он попадет в СИЗО. А здесь получается, что дважды два – четыре, но если дадут прокуратуре умножить, то получится пять. Но так же не бывает.

Для меня вопрос принципиальный: что изменится от слов генпрокурора? Прокурор арестует, мы обжалуем в суде, суд нам скажет, что все законно. Что изменилось? Для меня, как для адвоката, будет еще одна ступень и больше проблем. Сначала зайти в один филиал СКР, потом в другой филиал СКР – с тем же результатом.

Читайте также:  Почему прокуратуре не нравится примирение сторон

Я думаю, что между ведомствами идет амбициозный спор. С моей точки зрения, тема поднялась из-за безумия, которое дошло до крайнего предела, вследствие этого рушится государственность. Как сказал недавно глава Сбербанка Герман Греф, из страны было вывезено 40 МЛРД $ инвестиций в связи с неблагоприятной экономической ситуацией. Это заявление было сделано из-за того, что у нас сажают бизнесменов. Фактически в стране не работают арбитражные суды. Все гражданские споры решаются через уголовное судопроизводство. Последние громкие аресты показывают, что самым главным инструментом решения гражданских споров является уголовное преследование. То есть в хозяйственную деятельность вовлечены силовики. Теперь некий полковник или подполковник решает, насколько хорошо выполнены обязательства или должны ли они исполняться вообще. Греф бьет в колокола: экономики нет, она не бывает в таком виде. Ты заключаешь договор и не знаешь, кто его исполнит. Потому что вся ответственность лежит не на сторонах, как в законе прописано, а зависит от того, как силовик решит (кто ему больше занесет или кто окажется родственником). Ситуация доведена до крайней точки, и нужно что-то решать, нужно высказывать мнение на этот счет. Но проблема в том, что никто ничего не хочет менять, потому что так удобно и комфортно. Поэтому ничего и не меняется: суды выносят неправосудные решения. Законы у нас хорошие, Конституция РФ – великолепная. Осталось всего лишь научиться исполнять законы.

Я считаю, что нужно проводить глобальную судебную реформу и отправлять в отставку весь судебный штат, как в свое время сделал генерал Шарль де Голль. Во Франции тогда была самая коррумпированная судебная система. На следующий день после его указа просто набрали судей из числа выпускников юридических факультетов. Теперь у них образцовое правосудие.

Федеральный закон «О внесении изменений в УПК РФ в части урегулирования пределов срока содержания под стражей на досудебной стадии уголовного судопроизводства» принят Госдумой 7 февраля 2018 года, а 19 февраля его подписал президент России Владимир Путин.

Согласно справке Государственно-правового управления президента, исчисление срока домашнего ареста или содержания под стражей в период предварительного расследования осуществляется до направления уголовного дела прокурору.

«Закон направлен на более четкое разграничение ответственности за соблюдением сроков мер пресечения в отношении обвиняемых до передачи уголовного дела в суд, — пояснил «РГ» известный юрист и правозащитник Александр Хуруджи. — Ранее ответственность за соблюдение таких сроков лежала целиком на органах следствия, которые должны были отслеживать их и при необходимости продлевать их через ходатайства в суде».

При этом, по словам эксперта, возникала юридическая коллизия. Когда дело передавалось прокурору для изучения и утверждения обвинительного заключения, то формально это дело уже было не в ведении следственного органа. А обязанность по соблюдению сроков избранной меры пресечения обвиняемого оставалась на следственном органе, который по факту не мог контролировать этот вопрос.

«И хотя срок утверждения обвинительного заключения прокурором небольшой, но были случаи, когда он нарушался. Во избежание таких процессуальных нарушений законодатель обязал прокуратуру самостоятельно отслеживать соблюдение сроков исполнения мер пресечения в отношении обвиняемых и при необходимости ходатайствовать об их продлении после получения дела из следственного органа», — пояснил Хуруджи.

«Если срок домашнего ареста или содержания под стражей оказывается недостаточным для принятия решения по уголовному делу прокурором или судом, прокурор при наличии оснований возбуждает перед судом ходатайство о продлении указанного срока», — говорится в пояснении к закону.

Управляющий партнер юридической компании Алим Бишенов не исключает, что принятие такого закона свидетельствует о реализации либерального уклона уголовного законодательства.

«Возможно, законодательное изменение поспособствует увеличению количества ходатайств о заключении подследственных под домашний арест вместо заключения их под стражу», — считает юрист. Ведь, судя по практике, прокуроры гораздо лояльнее подходят к избранию меры пресечения, нежели следователи.

Источники:
http://whitenews.press/?p=4456
http://rg.ru/2018/02/20/prodlevat-arest-stanut-prokurory-a-ne-sledovateli.html

Читайте также:
Adblock
detector