Пытки, перекладывание бумаг и незабываемо въедливый трупный запах. Читатель самиздата Михаил Скамьин месяц практиковался в Следственном комитете и узнал, из чего состоят будни сотрудников ведомства. Пытки, перекладывание бумаг и незабываемо въедливый трупный запах.
После второго курса юрфака нас кинули в реальную жизнь познавать на практике всё написанное в учебниках. Реальность, естественно, отличалась от книжек в худшую сторону и заставляла задуматься: может, авторы этих учебников живут в параллельной России?
Пока мои более предприимчивые товарищи искали престижные фирмы, чтобы потом остаться там работать, я пошёл в Следственный комитет — хлебнуть ароматного говна и прикоснуться к криминалу. Это было романтично и обещало хоть какие-то приключения, в отличие от просиживания штанов в крутых фирмах за монитором. Мои сокурсники восхищались биографиями Цукерберга, Форда и Джобса, мне больше нравился лайфстайл Лимонова, Веллера и Невзорова.
Настоящие сыщики — как раз полицейские-оперативники, бок о бок с которыми работают следователи. Именно они действительно раскрывают преступления: бегают по улицам и подвалам и находят предполагаемого преступника. Следователь по большей части занимается бюрократией: рассылает бумажки, проводит допросы, даёт указания полиции.
Следователю, к которому меня прикрепили, было двадцать три, от следователя пахло сексом, следователь был сочной девушкой и любил делать глубокий присед. Я оценил общую двадцатилетнюю ботанистость своего вида, поправил очки и понял, что на этом поле сыграть не получится. Тем не менее, освоившись, не переставал пошло шутить и глупо флиртовать, ведь раз в год и палку кидают. Однажды она даже согласилась выпить со мной вина, если я соберу ей шкаф. У шкафа не оказалось половины деталей, и я понял, что не так уж и сильно её хочу.
Позднее я с ужасом открыл, что она не знала даже элементарных вещей в своей профессии, вроде отличия англосаксонского уголовного процесса от континентального и роли адвоката в процессе.
— Погоди, то есть он хороший не потому, что пытается отмазать своего клиента всеми правдами и неправдами, а потому, что в одиннадцать вечера приезжает сюда, когда вы поймаете очередного таджика-воришку, и помогает вам упаковать его в тюрьму? В этом роль адвоката? — Я ужасался глубине невежества, дальнейшие вопросы, почему у нас сажают всех подряд и надолго, отпали сами собой. Процент оправдательных приговоров в современной России даже ниже, чем при Сталине. В 2018 году он достиг своего минимума — 2,1 тысячи человек, или 0,235 %. Власти говорят, что это доблестные органы следствия так хорошо работают, — нет, просто начальники выбивают из подчинённых палками статистику раскрываемости.
Больше всего мы, студенты, просившиеся в СК, хотели ездить по трупам. Дежурные следователи обязаны выезжать на любой случай смерти, если у прибывшего ранее врача было подозрение, что пассажир умер не от старости. Следователи не любят эти рабочие моменты: труп приходится подробно описывать в протоколе, пока судмедэксперт проверяет ректальную температуру, раздевает и смотрит на цвет трупных пятен, выворачивает карманы.
Брезгливость победила. Противные зелёные мухи уже успели облюбовать его лицо, заползали в открытый рот и через нос выползали наружу — такое нехитрое развлечение насекомых.
Судмедэксперт буднично потрошил карманы умершего, заглядывал в глотку, оттопыривал веки, вставлял здоровенный градусник ему в задницу и диктовал показатели следачке, которая всё подробно протоколировала. Труп досконально описывался.
Это был мой первый труп. Пока мы ехали, я очень боялся за реакцию своего тела, меня могло вырвать или вообще отключить. Я не хотел опозориться перед опытными следаками и ментами — хах, хилый очкарик. Но труп вообще не воспринимается как человек. Я смотрел на тело, а мозг отказывался верить, что раньше он был кем-то живым. Просто вещь, восковая фигура. Ну, воняет. Никаких эмоций.
В кармане бомжа мы нашли простенький кнопочный мобильник, порывшись в контактах наткнулись на номер сына.
— Алло, здравствуйте, вы сын хозяина этого номера? Ваш отец умер.
Таких хоронят за казённый счёт, и вместо креста — железный прут с табличкой с номером. Если повезёт умереть при документах, напишут ещё и ФИО. Пока его грузили в труповозку, мы уже ехали к новому пациенту.
Второй парень был очень хорош. Собственно, не парень даже, а дядька, который приехал на стройку из Белоруссии и жил в общаге с такими же работягами. Он лежал на своей шконке, а его живот почти касался пола. Он мог бы остаться на родине и работать стратегическим складом главного овоща Белоруссии, но увы. Он умер от пьянства в Москве, в дрянной общаге для работяг, в луже собственной мочи и в грязных семейных трусах. А теперь он развонялся на весь этаж, и судмедэксперт суёт ему сзади здоровенный градусник.
Две недели практически каждый день ему вызывали скорую — последняя стадия алкоголизма: он ловил белку, терял сознание, еле ходил. Медики его откачивали, и он снова брался за бутылку. В конце концов он себя добил.
Вечером в автобусе я стеснялся стоять около людей, они чувствовали запах из другого мира, а впитавшая всё это одежда отстиралась только со второго-третьего раза. Следователей вообще очень часто вызывают на запах. Представьте, что у вас на площадке живёт старенькая соседка и её не видно уже неделю, зато по подъезду распространяется неприятный душок.
Моего товарища вызвали на осмотр висельника. Мужчина трое суток провисел в петле в своей квартире, был тёмно-синь и сильно раздут. Судмедэксперт копошился вокруг висящего трупа, снимать его без предосторожностей было нельзя — висельники иногда лопаются, так объяснил следователь. Трупачий запах густо смешался с сигаретным дымом, курили там все и помногу.
Если видеть мертвецов каждый день, к ним быстро привыкаешь. Королями цинизма, конечно, были три опера, которых вызвали на адрес, где была стрельба. Два алкоголика поругались по пьяному делу, и один снёс второму из ружья полголовы. Она ровным слоем распространилась на ближайшую стену. Опера приехали и, пока ждали скорую и следаков, успели сесть за стол, нажраться и съесть всю закуску клиентов. На фоне мозгов на стене, не стесняясь изуродованного трупа в углу. Сильные люди.
Неизвестно, кто страшнее: бандиты или опера. Один опер рассказывал, как они закрывают подозреваемого в большой сейф и час колотят по сейфу арматурой. Через час из ящика выползает овощ, готовый всё подписать. Они большие затейники на такого рода способы развязать язык. Одно радует: перед использованием свои гестаповские методы они сначала испытывали на себе, чтобы на практике познать, где грань, пролегающая между пыткой и убийством. По крайней мере, так мне сказала начальница, видя, что я очень удивлён методами работы, которых нет в учебнике криминалистики.
Источники: