Кто в суде обвиняет обвиняемого

Свою курсовую работу я посвятила характеристике обвинительной и защитительной речи в суде, основам искусства построения убедительной судебной речи обвинителя и защитника в состязательном уголовном процессе.

Современные исследователи судебной речи справедливо отмечают, что «возрождение интереса к ораторскому искусству за последние годы объясняется, прежде всего, все возрастающей демократизацией общественных процессов, повышением требований к эффективности уголовно-процессуальной деятельности, стремлением к осуществлению реальных гарантий прав человека на судебном процессе»[1]

Судебная речь за последние 10-15 лет, бесспорно, стала более значимым фактором обеспечения гарантий прав и свобод человека в уголовном процессе и ее возросшие возможности очень соблазнительно объяснить процессом демократизации общественной жизни

Заметный поворот общественного сознания к правовым ценностям, стремительное расширение сферы правового регулирования, возросшее уважение к суду, независимость которого более не связана телефонным проводом партийных инстанций, — все это не может не определять актуальность риторики права, значимость судебного слова и его реальную власть. Прежде всего, это относится к уголовному суду, где результат защитительной и обвинительной речи все более соответствует ее процессуальной убедительности.

Искусство судебной речи своей актуальности до конца никогда не утрачивало. Если речь звучала, значит, ее слушали. Если она была убедительна, она имела шанс быть воспринятой в качестве основы для судебного решения.

Разработка основ построения убедительной судебной речи и обучение этому искусству прокуроров и адвокатов — одна из проблем теории и практики уголовного процесса. Актуальность этой проблемы определяется тем, что от убедительности речей сторон зависит эффективность судебных прений, способность государственного обвинителя и защитника выполнить свою основную задачу — с позиции обвинения и защиты подвести итог судебному следствию, осветить материалы дела и проанализировать доказательства.

На этапе судебных прений убедительность речей сторон — одно из важнейших условий реализации конституционного принципа построения судопроизводства на основе состязательности и равноправия сторон (ч.3 ст.123 Конституции Российской Федерации). Как известно, состязательность и равноправие сторон в уголовном судопроизводстве являются не самоцелью, а средством установления истины об обстоятельствах, подлежащих доказыванию, на основании объективного, полного и всестороннего исследования доказательств и обстоятельств дела с учетом позиции не только обвинения, но и защиты. Речи сторон только тогда способствуют установлению истины об обстоятельствах дела, вынесению судом по результатам судебного разбирательства правильного и справедливого решения, когда позиции обвинения и защиты изложены достаточно убедительно по содержанию и форме.

Убедительность речи государственного обвинителя и защитника имеет особенно важно важное значение в суде присяжных. Одна из причин неубедительности речей государственных обвинителей и защитников в суде присяжных и в обычном суде заключается в том, что они не придают должного значения ораторскому искусству.

Читайте также:  Как правильно обвиняемому вести себя на суде

Следует отметить, что во все времена ораторов, в совершенстве владеющих искусством речи, было не так много, в том числе среди адвокатов, прокуроров и представителей других профессий. Невладение ораторским искусством является одним из признаков функциональной безграмотности, профессиональной несостоятельности. В этой связи хочу напомнить статью А. П. Чехова «Хорошая новость», в которой он в 1893 г. по поводу введения в Московском университете курса декламации писал: «Мы, русские люди, любим поговорить и послушать, но ораторское искусство у нас в совершенном загоне.

У нас совсем нет людей, умеющих выражать свои мысли ясно, коротко и просто. В обеих столицах насчитывают всего-навсего настоящих ораторов пять-шесть, а о провинциальных златоустах что-то не слыхать. Ходит анекдот про некоего капитана, который будто бы, когда его товарища опускали в могилу, собирался прочесть длинную речь, но выговорил «будь здоров!», крякнул — и больше ничего не сказал. А сколько анекдотов можно было бы рассказать про адвокатов, вызывавших своим косноязычием смех даже у подсудимого. «[2] .

Эти слова А. П. Чехова сохраняют свою актуальность и сегодня, поскольку ораторское искусство у нас по-прежнему «в совершенном загоне». Как и в прошлом, не умеют красиво, вразумительно и убедительно говорить даже те, кто управляет многими другими людьми, воспитывает, обучает, обвиняет, защищает и судит их, то есть многие чиновники, педагоги и юристы, в том числе достигшие «степеней известных». Этому искусству не обучают либо обучают так, что лучше бы не обучали вовсе: формально, абстрактно, без учета психологии людей, общих свойств человеческой природы, которые проявляются при восприятии слушателями публичной речи.

Такие пробелы в воспитании и образовании особенно ощутимы в деятельности судебных ораторов, от неадекватной речевой деятельности которых страдают публичные интересы (интересы государства и всего общества) и частные интересы потерпевшего и подсудимого, особенно когда невразумительную речь произносит обвинитель или защитник, не владеющий ораторским искусством.

В начале своей курсовой работы мне хотелось бы раскрыть образ оратора.

Личные качества оратора . Задача любого оратора — склонить слушателей на свою сторону. Цицерон писал, что для выполнения этой задачи оратор должен или убедить, или взволновать, или пленить аудиторию. Убеждают — доказательствами, взволновывают — возбуждением соответствующего настроения или чувства, пленяют — своей личностью, т.е. чертами характера. «Совершенным оратором никто, по моему мнению, быть не может, не будучи добрым человеком», — утверждал Квинтилиан. По правилам классической риторики только vir bonus dicendi peritus — «хороший человек, владеющий словом» — мог считаться истинным оратором. Какими же чертами должен обладать судебный оратор, чтобы вызывать доверие и уважение аудитории?

Читайте также:  Как прекращают дела частного обвинения

Аристотель в «Риторике» пишет, что оратор «должен показать себя человеком известного склада и настроить известным образом судью. Есть три причины, возбуждающие доверие к говорящему, потому что есть именно столько вещей, в силу которых мы верим без доказательств, — это разум, добродетель и благорасположение». К. Луцкий, автор широко известной до революции книги «Судебное красноречие», считал, что такими качествами являются прямота — «честность ума и сердца, которая восстает против всякого обмана»; скромность; уважение и расположение оратора к судьям и присяжным; благоразумие, основу которого составляют здравый смысл, рассудительность и серьезность; ораторская тактичность и ораторская предосторожность. Вслед за Цицероном он определяет ораторскую тактичность как «искусство использовать все то, что делают, и то, что говорят, кстати». Она проявляется в отношении оратора к составу суда и тем, о ком говорит он на суде, и в умении принять в расчет требования времени и места проведения судебного разбирательства, а также сообразовать свою речь с установившимися в обществе мнениями и обычаями. Он никогда не должен упускать из виду своего возраста, достоинства и положения.

Однако самым важным проявлением тактичности является ораторская предосторожность, которую К. Луцкий определяет как «известное предвидение судебным оратором того, чем он мог бы в своей речи оскорбить чуткость тех, пред кем или о ком он говорит, и которое состоит в выборе таких искусных оборотов речи, которые дают высказывать известные положения, казавшиеся без этого резкими и грубыми».[3] Он справедливо замечает, что на суде одно неосторожное слово может испортить успех всей речи.

История русского судебного красноречия дает немало примеров для подражания. Так, по свидетельству современников, образцом в этом отношении может служить А.М. Унковский, снискавший уважение коллег нравственной щепетильностью в выборе дела. О нем писали, что уже то, что он брался вести дело, служило для судей доказательством в пользу его подзащитного.

Не все приемы, связанные с воздействием оратора на публику, пристойны в суде. А.Ф. Кони и П.Н. Обнинский считали, что существуют определенные пределы использования данных о личности обвиняемого и потерпевшего, исследование которых не должно подменять собой рассмотрение по существу конкретного дела. Для А.Ф. Кони неприемлем тот обвинитель, который ставит в вину подсудимому «то, что он в раннем детстве показал язык своей матери, похитил кусок сахару у своего деда, не гнушался брать яблоки в саду соседа — и только потому не оказался отцеубийцей, что имел счастье быть сиротою».

Читайте также:  Если меня обвиняют в изнасиловании что делать

Живым проводником высоких начал справедливости и нравственности в сфере правосудия был русский юрист П.Н. Обнинский. В статье «Откуда идет деморализация нашей адвокатуры?», написанной в 1914 году, он упрекает своих коллег в том, что они, спустя 50 лет после судебной реформы, забыли о чувстве чести и долга, понятии порядочности, границах дозволенного и недозволенного, принципах общественного служения и тем самым поставили адвокатуру в унизительное и горькое положение. Девяностолетней давности размышления П.Н. Обнинского удивительно созвучны нашему времени.

К моменту написания им статьи судебной реформе в России исполнилось всего 50 лет, однако за это время эйфория от введения суда присяжных и состязательных начал в процессе сменилась разочарованием и горечью. Возросло количество явно неправосудных вердиктов присяжных, а адвокатское сословие, по словам современников-юристов, бесповоротно деградировало.

И сегодня мы задаем себе тот же вопрос, на который мучительно искали ответ лучшие юристы почти столетие назад: как молодому юристу «оберечься от чумазого клиента, осаждающего его и в уголовной и в гражданской сферах его судебной деятельности, а паче того в сферах несудебных — конкурсной, нотариальной, аукционной, ресторанной», если перед глазами его масса примеров столь легко усвояемых компромиссов? Откуда прояснится различие между «дозволенным» и «недозволенным», откуда возьмутся «чувства чести и долга», откуда появятся «принципы общественного служения»? П.И. Обнинский уповал прежде всего на реформу среднего образования, литературу, прививающую «внутренний контроль, который зовется совестью», создание определенного общественного мнения. Воспитание оратора — это воспитание высоконравственной личности. Вопреки популярности изворотливых юристов, «умеющих жить», вопреки тем трудностям, которые окружают бескомпромиссного юриста, заботящегося о справедливости больше, чем о толщине своего кошелька, русская судебная риторика, как и столетие назад, продолжает исходить из того, что добродетель — главное достоинство оратора, и что истинным оратором может быть назван только тот, кто соединяет в себе природный дар красноречия с высокими нравственными принципами — т.е. тот, о ком можно сказать, вслед за античными авторами, что он vir bonus dicendi peritus.

Источники:

Читайте также:
Adblock
detector