Продолжаем публикацию фрагментов, которые являются самостоятельными исследованиями и представляют интерес сами по себе.
По православной Библейской хронологи мы живем в 76 веке от Сотворения мiра. 7501 год от Адама наступил в 1992 году по современному летоисчислению. Преподобный Нестор приводит такой хронологический перечень.
У просто знакомых с мiровой историей людей возникает вопросы. Как, например, понимать: от Рождества Христова до Императора Константина Великого 318 лет?! Ведь известно, что Британскими легионами удачливый молодой полководец Константин, сын Цесаря Константа, был провозглашен Августом в 306 году н.э., стал признанным в Риме Императором-Соправителем Западной части Римской Империи в 312 году н.э., а единоличным Императором-Автократором он стал в 323 году нашей эры. Ни одна из этих дат, знаменательных и привычных нам, не соответствует 318 году от Рождества Христова.
Если суммировать все численно обозначенные временные промежутки от начала Всемiрного Потопа до кончины Великого Князя Святополка Изяславича, получается несколько меньшее число лет — 4338, что на 41-42 года меньше разницы между 2242 и 6621-6622 годами от Сотворения мiра.
Наиболее яркая трудность, во-первых, представляет определение, как понимать временной промежуток от Исхода из Египта до Царя Давида в 601 год. Возможны два варианта.
1. Период в 601 год обозначает конечную дату — до Давидова тайного Помазания на Царство Пророком Самуилом ещё во времена Царствования первого Израильского Царя Саула?
2. Или это число лет до воцарении Царя Давида в Иерусалиме — уже после смерти Царя Саула?
1. От помазания Царя Давида Пророком Саулом?
2. От воцарения Царя Давида в Иерусалиме?
3. От смерти Царя Давида и начала Царствования его сына Царя Соломона?
С учетом этой неясности, которая была неясностью и для самого Преподобного Нестора, обнаруженная разница в 41 год могла бы считаться несущественной. Но есть ещё хронологическая проблема Библейского летоисчисления.
В данном расчете лет IX-XII столетий по Р.Х. по царствованиям и княжениям необходимо учитывать условную точность такого летоисчисления: царствование могло начинаться в начале календарного года и завершаться в начале года, начальный и заключительный год в сумме могут составлять всего два-три месяца, но они при такой хронологии всё равно будут считаются как два полных года. Трудно бывает и с учетом периодов междувластия. Со временем так могут накапливаются расхождения с линейной хронологией. Проблема связана и с отображением периодов междувластия. Так, в году 6478 (970) Великий Князь Святослав посадил на Киевски Стол своего старшего сына Княжича Ярополка и сам отбыл с войском на Дунай, собираясь там учреждать свое Великое Княжение. В 6480 (972) году Великий Князь Святослав был убит, но поставление в Великие Князья Ярополка Святославича состоялось только в 6481 (973) году.
На основании этого некоторые исследователи делают вполне обоснованное предположение, что хронологический перечень, помещенный в первой датированной летописной статье под 6360 годом, является более поздней полной или частичной вставкой, то есть начало его составлялось самим Преподобным Нестором, скажем, до датировки начала Великого Княжения Ярополка Игоревича, а далее его продолжил неизвестный переписчик, который допустил ошибки в хронологических расчетах или использовал какой-то не очень достоверный источник из неизвестного нам хронографа. Трудно предположить, что сам Преподобный Нестор, имевший возможность в Киеве по многим источникам уточнять даты Великих Княжений Владимира Святославича и Ярослава Владимировича, допустил бы такие противоречия между датировкой в собственных летописных статьях и в данном хронологическом перечне, в его части, посвященной периоду между смертью Великих Князей Ярополка и Святополка Изяславича. Вместе с тем некоторые ученые, напротив, выказывают большее доверие к данным этого хронологического перечня, чем датировкам событий в летописных статьях, из-за чего возникает определенная хронологическая сумятица, двусмысленность, подрывается доверие к точным датировкам и летописных статей, и самих событий, которые в них описаны.
В лето 6360(852 от РХ), индикта 15, начавши Михаилу царствовать, и начала прозываться Русская земля. Ибо о сем уведали, яко при сем царе приходила Русь на Царьгород, яко же пишется в летописаньи Греческом. Тем же отселе почнем и числа положим… (опускаем ветхозаветную и древнегреческую хронологию)А от Христова рождества до Константина лет 318.От Константинаже до Михаила сего лет 542;а от первого лета Михаилова до первого лета Олгова, Русского князя лет к҃ѳ; а от первого лета Олгова, понеже сел в Киеве, до первого лета Игорева лет ла҃; а от первого лета Игорева до первого лета Святославля лет г҃i; а от первого лета Святославля до первого лета Ярополча лет к҃и; а Ярополк княжи лет и҃; а Володимер лет л҃з; а Ярослав княжи лет м҃; тем же от смерти Святославля до смерти Ярославли лет п҃є҃; а от смерти Ярославли до смерти Святополчи лет ѯ҃ .
Описание борьбы Ярослава со Святополком и начала княжения Ярослава сделано, очевидно, современником и участником событий, а следующим летописцем было включено в свод, вместе с Хроникой Буегаста и записями упомянутых продолжателей. В этот же свод, вероятно, были включены Русско-византийские договоры, Сказание о крещении Руси (в первичной краткой редакции) и другие вставки, не искажавшие первичного текста. Есть основания связать этого летописца-сводчика с Иларионом, первым митрополитом-русином, и с Киево-печерским монахом (игуменом) Никоном, которого некоторые историки признают тем же Иларионом, устранённым от митрополичьих дел. Свод, кажется, приобрёл государственное значение (по крайней мере, при жизни Ярослава и пребывании Илариона митрополитом). К этому слою летописания следует отнести текст Аннотации от Ярополка до Ярослава и хронологию некоторых событий того же периода, а так же даты, связанные с Русско-византийскими договорами.
Позднейшие переписчики свода, работавшие во Владимиро-Суздальской Руси, а потом в Москве, уже не имели каких-либо собственных сведений о событиях IX – XI веков. Поэтому, они большей частью переписывали ПВЛ в редакции Сильвестра, иногда допуская ошибки и мелочное редактирование. Впрочем, в XVI – XVII веках в поле зрения некоторых летописцев попали источники, не повторявшие Сильвестра. Поэтому в их летописаниях появились дополнительные факты, но основная хронология сохранялась. Улучшить её они не могли, а вот прибавить ошибок могли.
Опора деревянной одностоечной и способы укрепление угловых опор: Опоры ВЛ — конструкции, предназначенные для поддерживания проводов на необходимой высоте над землей, водой.
Характеристики князей в летописи бывают как прямые (чаще всего изложенные в посмертных панегириках или в комментариях летописца к отдельным событиям − обширными авторскими ремарками сопровождается, например, повествование о крещении Руси Владимиром), так и косвенные. По большому счету своеобразное представление автора о том или ином князе отразились почти в каждом летописном упоминании о нем. Подчас такие характеристики противоречивы и содержат следы разновременных летописных наслоений.
С одной стороны, здесь может показаться, что князь ведет себя как коварный обманщик – он прячет в ладьях своих воинов и выманивает из города Аскольда и Дира, представившись купцом и их родственником. Однако, с другой стороны, Олег выступает защитником интересов малолетнего Игоря, по версии летописи, единственного законного претендента на власть, чьи права ущемили бояре Рюрика, завладевшие землей полян. Летописные события вновь обретают характер церемонии: пришедшие на зов самозванцы покорно выслушивают обвинения Олега.
Не вполне героической выглядит и воинская деятельность Игоря. Молодой князь только однажды победил древлян, но не покорил их, как раньше Олег. Порою во время похода дружина принимает решение и диктует князю, что ему делать – брать дань с греков или идти к древлянам. Не походит Игорь на своего предшественника и во время похода на греков. Он мучает пленников, проявляя при этом столь зверскую изобретательность, что летописец даже составил список таких казней. Однако в дальнейшем Игорь, предавший огню значительную часть греческого побережья и имевший в своем распоряжении армию в пять раз большую, чем у Олега, оказывается вынужден отступить. Более того, по сообщению летописца на этот раз князь до византийских земель вообще не дошел, но согласился взять дань, предложенную греками.
Вслед за тем Ольга объявляет о своем желании отправиться в земли соседнего племени, дабы поплакаться над гробом мужа, т.е. устроить ритуальное оплакивание и тризну. Княгиня вновь действует, всецело подчиняясь обычаям. Ведь, с одной стороны, не исполнив всех погребальных обрядов про первому мужу, нельзя было выйти замуж вновь, а с другой, − именно невесты в Древней Руси обычно отправлялись в путешествие к дому жениха.
В летописи помещен рассказ и еще об одной, четвертой, мести Ольги – сожжении главного древлянского города Искоростеня. На сей раз княгиня появляется в земле обидчиков мужа во главе большой дружины в сопровождении варяжских воевод. Упомянута здесь и трогательная подробность – участие в битве юного Святослава. Однако постепенно внимание летописца вновь оказывается сосредоточено на Ольге. Именно с ней ведут переговоры жители осажденного города. Именно благодаря её хитроумному плану Искоростень в конце концов оказывается не только взят, но и сожжен дотла.
В дальнейшем летописном повествовании разумная Ольга изображается и как устроительница порядка в государстве. Обходя все свои земли, она устанавливает налоги и дани, сначала у древлян, а затем в Новгороде и Пскове.
Кроме того, Святослав коварен. Так договор с греками был нужен ему лишь для того, чтобы проследовать мимо их земель с небольшой дружиной. Не слишком заботился князь и о судьбе своей земли. Довольно равнодушно рассадив сыновей по разным городам, Святослав лишь незадолго до своей гибели с сожалением вспомнит о том, что русская земля далече.
Еще несколькими годами ранее киевский правитель находчиво избавляется от наемников-варягов, при этом не причинив им никакого вреда. Правда, в самом начале своего княжения Владимир убивает своего родного, (причем старшего!) брата, Ярополка и делает это совершенно осмысленно, сначала наняв для похода на Киев варяжскую дружину, затем подкупив братнего воеводу Блуда. Однако отношение летописца к этому факту было, по-видимому, двойственным. Будучи не в силах совершенно оправдать Владимира, он все-таки пытаясь снять с него как можно большую часть ответственности.
Другой образ Владимира в летописи – это образ князя, занятого испытанием вер, выбором для Руси новой, объединяющей разрозненные племена религии. При чтении этого отрывка, начинающегося статьей 6494 (986) года, ясно ощущается, что написан он православным книжником, совершенно точно знающим, чем все окончилось. Выбор князя, словно был предрешен. Основная же идея повествования о выборе веры заключается в том, чтобы сделать принятие Русью православия делом максимально независимым от Византии, и поэтому Владимир предстает здесь непредсказуемым собеседником, тонким и осведомленным дипломатом. Показательно, что отношения князя к представителям различных религий существенно различается.
В отличие от всех предшествующих посланцев греческий философ произносит в летописном повествовании огромнейшую речь, по ходу которой Владимир лишь иногда вставляет точные, но бесстрастные вопросы. Так что летописный текст весьма начинает походить на катехизис, т. е. сборник, содержащий изложение основ христианского вероучения, которое, согласно средневековой традиции, обычно строится в форме вопросов и ответов.
Основное внимание летописца в этот период жизни князя привлекают широкие пиры Владимира, во время которых пища также раздавалась всем больным и убогим Киева. Сам же князь, сидящий за пиршественным столом вместе со своей дружиной и совещающийся с ней об устройстве страны и военных делах, здесь чрезвычайно напоминает былинного Владимира Красное Солнышко, воплощавшего собой идеальные черты русского князя.
Гораздо чаще летописец обрисовывает этого исторического персонажа гротесково-сатирически. Так, молодой Ярослав, посаженный Владимиром на княжение в Новгороде, изображен здесь как жадный, непокорный князь. В 6522 (1014) году он отказывается отослать в Киев дань, как делали до этого все новгородские посадники, а на следующий год даже нанимает варягов, чтобы воевать против собственного отца. Далее он представлен повествователем и как слабый, немудрый, коварный воевода. Сидящие без дела в Новгороде варяги начинают творить насилие горожанам и их женам. В ответ новгородцы избивают часть варяжской дружины, но и сами оказываются убиты Ярославом, обманом заманившим их в ловушку. Однако буквально в ту же ночь оставшийся без дружины незадачливый новгородский властитель получит от сестры известие о смерти отца и гибели братьев – Бориса и Глеба и вынужден будет со слезами просить прощение у вече.
Положение не меняется и через два года. Теперь уже Ярославов воевода при очередном военном столкновении укоряет и дразнит польского короля. Поступок запредельной дерзости, если учесть свято почитаемую в средние века разницу между монархом и любым из его подданных. Даже упомянутые выше распоясавшиеся дружинники Святополка такого себе не позволяли и обращались в первую очередь к своим новгородским коллегам, задевая князя лишь косвенно. Однако оскорбленный монарх немедленно переправляется на другой берег, и Ярославу не остается ничего другого как с позором бежать. Причем, добравшись до родного Новгорода, князь собирался бежать и далее за море, но новгородцы останавливают его, затем собирают деньги и приводят из-за моря варягов, т. е. фактически и создают ту княжескую армию, с которой он год спустя одержит победу на Альте.
Описание альтинского сражения выделяется из окружающего повествования героической патетикой, однако, еще через несколько лет, рассказывая о столкновении Ярослава с родным братом Мстиславом, летописец не найдет детали более достойной упоминания, чем золотой плащ варяжского князя Якуна, который этот наемник к тому же еще и потерял, убегая с поля боя.
Отношение летописца к Ярославу меняется в лучшую сторону лишь после 1026 года, когда князь заключает со своим братом договор о мире и разделе русской земли. С этого времени Ярослав Владимирович приобретает наконец черты привычные для хорошего, положительно оцениваемого летописцем князя. Он побеждает поляков и печенегов, распределяет между дружинниками земли, основывает города.
Необходимо отметить, что греки, в свою очередь, заимствовали идею Золотых ворот из Иерусалима. Именно через них, по преданию, Иисус Христос въехал в город за неделю до Воскресения. С тех пор подобными элементами священной топографии старался обзавестись всякий город, претендовавший на звание столицы православного государства. Символика храмов претерпела впоследствии изменения, но вот Золотые ворота были несколько веков спустя во Владимире, а в Москве их роль во время определенных церемоний выполняли ворота Спасской башни Кремля.
Таким образом, князь представлен в летописи не просто заказчиком новых храмов, он основывает в Киеве метрополию. И целенаправленно перестраивает город, подчеркивая его столичный статус. В дальнейшем в поле зрения летописца будут регулярно попадать сведения о церковно-государственной деятельности Ярослава, будь то сообщения о его покровительстве монастырям, постановление первого митрополита русича, или несколько курьезный, с точки зрения христианских канонов, случай посмертного крещения ярославовых племянников – Ярополка и Олега.
Однако в общей канве летописи подобные сообщения перемежаются с повествованиями о не совсем, по-видимому, удачных военных походах князя. Создается странное впечатление, что суть деятельности Ярослава Мудрого летописец так и не понял, по крайней мере, изображенный им князь растерял уже часть черт, присущих бывшим до него варяжским конунгам – правителям–военачальникам, в первую очередь, воинам и оборонителям Руси. А вот сведения о дипломатических успехах киевского правителя, чьи дочери и внучки стали супругами многих европейских монархов, в русскую летопись странным образом не попали, отчего весь летописный облик Ярослава выглядит несколько расплывчатым и двойственным.
Литературное мастерство автора вполне проявляется и в изображении противников Василька. Вопреки своей роковой роли в сюжете повести князья, захватившие своего двоюродного брата, совершенно не выглядят здесь хладнокровными злодеями. Так, один из них, Давыд, решается на преступление только после настоятельных уговоров брата. Оставшись наедине с будущей жертвой во время совместного завтрака, от напряжения он и вовсе лишается дара речи. Другой преследователь теребовльского князя, Святополк Киевский, не решается сам распорядиться о казни Василька. Для принятия окончательного решения прибегает к совету киевского вече. Впоследствии братья постоянно будут перекладывать вину за преступление друг на друга.
Источники:
http://cyberpedia.su/15xbcc5.html
http://megaobuchalka.ru/6/6653.html